– На разум? – не понял Мадр.

– Совершая обряд, она потратила невосполнимое, – объяснила Ийле. – Использовала в качестве грузила драгоценный камень. Порвала тонкую бесценную ткань на тряпки. Да, она доказала, что над бездной можно натянуть хлипкие мостки, но ступить на них невозможно. Ведь даже тот, кто вселился в тебя, Мадр, тот, кто воспользовался торной дорогой, тот, кто обладает огромной силой, вовсе не обладая весом, не смог продержаться более нескольких секунд.

– Торной дорогой? – побледнел Мадр.

– Думаю, ты меня понял, – вздохнула Ийле. – Гар.

– Гар… – прошептал Клокс. – Я тоже там был. Но почему не я?

– Наверное, ты обещал что-то другое, – посмотрела на судью Ийле. – О чем ты молил врага, когда оказался в самом пекле?

– О смерти, – выдохнул Клокс.

– Ее ты и получишь в свое время, – кивнула она и посмотрела на Мадра. – А ты?

– Я был готов на всё, – закрыл он глаза. – Тогда я был готов на всё.

– Значит, ты выбрал службу, – пожала она плечами. – Но у меня для тебя есть и хорошая новость. Обещание, взятое под пытками, недействительно. Ты можешь отказаться.

– Как я мог отказаться тогда на площади, если я ничего не понял и ничего не помню?! – прошипел Мадр.

– Ты должен отказываться каждую секунду оставшейся жизни, – мягко проговорила она. – И тогда ничто не сломит тебя, даже если тебя распнут на зачарованной крышке высохшего колодца в заброшенном храме!

Мадр задрожал и спрятал лицо в ладонях. Клокс ухватился за рукоять меча и стиснул ее так, что пальцы захрустели у него на правой руке.

– Как он сумел убить себя? – спросил Дойтен. – Как Казур сумел убить себя? Ведь кровь Дилба еще не была пролита. Не было даже хлипких мостков. Я ведь правильно это понял?

– Он просто сделал шаг в сторону, – прикрыла глаза Ийле. – Отошел от края бездны. В тот миг, когда решил умереть. Ушел туда, где нет ничего. Ни Дрохайта, ни Арданы. Великие колдуны все на это способны. А вот сделать шаг в сторону, и вернуться оттуда, остаться жить, мало кто может даже из них. Думаю, почти никто. Возможно, это может тот, кого не нашла Алаин. Но вряд ли осознает это…

– А если бы Алаин распяла на крышке люка Рана? – спросил Клокс.

– Я была бы так же огорчена, – проговорила Ийле и добавила через секунду. – Но я не плакала бы.

– Послушай, – Клокс вдвинул меч в ножны, взглянул на поникшего Мадра, на Дойтена, что не сводил глаз с Ийле, снова посмотрел на хозяйку башни. – Я о многом хотел бы спросить тебя, даже зная, что ты не ответишь почти ни на один мой вопрос. О том, что это за колодец и почему именно там был проведен обряд. О слухах, которые живут в городе, что сам Дрохайт вроде могильника для каких-то опасных чудовищ, что все еще не вполне мертвы. О черных ступенях, что начинаются у дверей твоей башни и уходят под воду. Об этой охоте на мальчишку, в которой одни хищники противостоят другим, упуская жертву. О многом. Но прошу тебя, скажи мне главное. То, что я должен знать. Что есть главное?

– Дайред, – ответила Ийле.

– Нож Дайреда, – понял Клокс и покосился на Дойтена. – Да, мы это уже слышали. Он имеет собственную волю, которая вдруг пробудилась. Так ведь? Но что…

Клокс в недоумении развел руками, как будто не находя нужного слова.

Ийле покачала головой и стала смотреть куда-то сквозь Клокса, и сквозь каменную стену за его спиной, куда-то туда, куда уж точно не мог дотянуться ничей другой взгляд, но Дойтен обернулся и тоже посмотрел на стену. «Запад, – определил он про себя. – Она смотрит на запад. Но это ничего не значит. Она смотрит на то, что мы увидеть не можем. На то, что мы почувствовать не можем. Даже если она разжует это и положит нам в рот».

– Храни и сохранишься на сохраненном, – вдруг произнесла Ийле, а потом нашла взглядом Дойтена и ответила как будто сама себе. – Сохраняю и сохраняюсь.

– Не понял, – после долгой паузы произнес Клокс.

– Просто слова… – прошептала Ийле. – Знаете, почему я сейчас говорю с вами? На вас на всех лежит печать смерти. Не обязательно вашей, может быть, кого-то, кто важен для вас. И это не обязательно случится скоро. Возможно, речь идет об обычной смерти, которой никто не избежит. Но…

– Но? – переспросил Клокс.

– Но она ведет вас, – вздохнула Ийле. – Она важна. Ваша жизнь предопределена. Если хотите, отмечена, выделена. Но главное – если важна смерть, важной становится и жизнь.

– Ничего не понимаю, – наклонился, почти уперся лбом в стол Мадр. – А разве жизнь того же Казура не была важна? А жизнь Дилба? А жизнь угольщиков? Жизнь егеря, которого сварили в его собственном доме? А жизнь тех десяти молодых воинов – простых охотников, которых Алаин порубила на воротах Дрохайта? Она не важна?

– Не знаю, – прошептала Ийле.

– Кем отмечена? – спросил Клокс.

– Не знаю, – развела руками, посмотрела на потолок Ийле. – Я всего лишь слышу чуть больше, чем другие. Мы слышим чуть больше, чем другие. Ваши жизни – важны. И это… как цвет волос. Его нельзя изменить.

– Можно покрасить волосы, – заметил Дойтен.

– Покрасить – можно, – кивнула Ийле. – Изменить нельзя. Кстати, – она посмотрела на Мадра. – Ты и прав, и не прав. Важна каждая смерть, и каждая жизнь. Но есть капли воды, что составляют дождь или наполняют кубок, а есть те, что спасают от жажды. Время и место. Время и место. Время и место…

Она повторила эти слова трижды.

– Будь я проклят, – выдохнул Клокс.

– Будешь, – кивнула Ийле. – Но устоишь.

– Это всё? – спросил Клокс.

– Нет, – повела подбородком Ийле. – Это лишь начало. Все еще впереди.

– Ну, ладно, – поднялся из-за стола Клокс, подхватил кубок, допил бальзам и хлопнул в ладоши. – Самое главное – это нож Дайреда. О нем нам следует почитать в древних свитках. Так же как и об истории Дрохайта. Да, и найти описание закатника тенистого. Какая-то редкая травка, о которой не знает даже Мадр. Она должна будет открыть нам глаза. Ты посоветовала это при прошлой встрече. Я ничего не забыл?

– Этот Тогхай… – вдруг вспомнил Дойтен. – Или нож Дайреда, если это был он, не важно. Он сказал Клоксу, что у них общие знакомые. Кого он имел в виду?

– Кого вы потеряли в Гаре, но не уверены, что он мертв? – спросила Ийле.

Дойтен посмотрел на Клокса. Клокс перевел взгляд на Мадра. Мадр поднялся из-за стола, потер виски:

– Эгрич.

– Эгрич, – кивнул Клокс. – Но если в него вселился…

– Он никуда не делся, – прошептала Ийле. – Часть его никуда не делась. Считай, что она в темнице собственного тела.

– И его нельзя освободить? – так же тихо спросил Клокс.

– Нет, – ответила она. – Остался только отзвук. Это все, что я хотела сказать.